Неточные совпадения
Грустилов
возвратился домой усталый до изнеможения; однако ж он еще нашел в себе достаточно силы, чтобы подписать распоряжение о наипоспешнейшей высылке
из города аптекаря Зальцфиша.
Начал и
город понемногу
возвращаться в свои логовища
из вынужденного лагеря; но ненадолго.
Вытряхивая пыль
из бороды, Варавка сказал Климу, что мать просит его завтра же вечером
возвратиться в
город.
Город уже проснулся, трещит, с недостроенного дома снимают леса,
возвращается с работы пожарная команда, измятые, мокрые гасители огня равнодушно смотрят на людей, которых учат ходить по земле плечо в плечо друг с другом, из-за угла выехал верхом на пестром коне офицер, за ним, перерезав дорогу пожарным, громыхая железом, поползли небольшие пушки, явились солдаты в железных шлемах и прошла небольшая толпа разнообразно одетых людей, впереди ее чернобородый великан нес икону, а рядом с ним подросток тащил на плече, как ружье, палку с национальным флагом.
—
Из города эти, двое господ…
Из Черней
возвращались, да и остались. Один-то, молодой, надоть быть родственник господину Миусову, вот только как звать забыл… а другого, надо полагать, вы тоже знаете: помещик Максимов, на богомолье, говорит, заехал в монастырь ваш там, да вот с родственником этим молодым господина Миусова и ездит…
Через год после того, как пропал Рахметов, один
из знакомых Кирсанова встретил в вагоне, по дороге
из Вены в Мюнхен, молодого человека, русского, который говорил, что объехал славянские земли, везде сближался со всеми классами, в каждой земле оставался постольку, чтобы достаточно узнать понятия, нравы, образ жизни, бытовые учреждения, степень благосостояния всех главных составных частей населения, жил для этого и в
городах и в селах, ходил пешком
из деревни в деревню, потом точно так же познакомился с румынами и венграми, объехал и обошел северную Германию, оттуда пробрался опять к югу, в немецкие провинции Австрии, теперь едет в Баварию, оттуда в Швейцарию, через Вюртемберг и Баден во Францию, которую объедет и обойдет точно так же, оттуда за тем же проедет в Англию и на это употребит еще год; если останется
из этого года время, он посмотрит и на испанцев, и на итальянцев, если же не останется времени — так и быть, потому что это не так «нужно», а те земли осмотреть «нужно» — зачем же? — «для соображений»; а что через год во всяком случае ему «нужно» быть уже в Северо — Американских штатах, изучить которые более «нужно» ему, чем какую-нибудь другую землю, и там он останется долго, может быть, более года, а может быть, и навсегда, если он там найдет себе дело, но вероятнее, что года через три он
возвратится в Россию, потому что, кажется, в России, не теперь, а тогда, года через три — четыре, «нужно» будет ему быть.
Ссыльные большей частью направлялись в уездные
города Вологодской губернии, иногда в Архангельск, некоторые
возвращались из ссылки через Вологду.
В
городе Дубно нашей губернии был убит уездный судья. Это был поляк, принявший православие, человек от природы желчный и злой. Положение меж двух огней озлобило его еще больше, и его имя приобрело мрачную известность. Однажды, когда он
возвращался из суда, поляк Бобрик окликнул его сзади. Судья оглянулся, и в то же мгновение Бобрик свалил его ударом палки с наконечником в виде топорика.
Вчера вечером
возвратился Николай Николаевич, на днях я его увижу, исполню все поручения к нему и 28-го думаю пуститься к вам…
Из городов, где будут привалы, буду обнимать милашку Аннушку и вас всех…
Вихров молчал: самое поручение было сильно ему не по душе, но оно давало ему возможность уехать
из города, а
возвратившись потом назад, снова начать бывать у Захаревских, — словом, придать всему такой вид, что как будто бы между ним и Юлией не происходило никакого щекотливого разговора.
Из одного этого можно заключить, что начал выделывать подобный господин в губернском
городе: не говоря уже о том, что как только дядя давал великолепнейший на всю губернию бал, он делал свой, для горничных — в один раз все для брюнеток, а другой для блондинок, которые, конечно, и сбегались к нему потихоньку со всего
города и которых он так угощал, что многие дамы,
возвратившись с бала, находили своих девушек мертвецки пьяными.
Высадив его на одной
из улиц слободы, тоже утопленной половодьем, я
возвращаюсь ярмаркой на Стрелку, зачаливаю лодку и, сидя в ней, гляжу на слияние двух рек, на
город, пароходы, небо.
Слухи о предстоящем судьбище поползли
из города в уезд и в самых нелепейших преувеличениях дошли до Туберозова, который сначала им не верил, но потом, получая отовсюду подтверждения, встревожился и, не объехав всего благочиния, велел Павлюкану
возвращаться в
город.
По таковом счастливом завладении он, Нечай, и бывшие с ним казаки несколько времени жили в Хиве во всяких забавах и об опасности весьма мало думали; но та ханская жена, знатно полюбя его, Нечая, советовала ему: ежели он хочет живот свой спасти, то б он со всеми своими людьми заблаговременно
из города убирался, дабы хан с войском своим тут его не застал; и хотя он, Нечай, той ханской жены наконец и послушал, однако не весьма скоро
из Хивы выступил и в пути, будучи отягощен многою и богатою добычею, скоро следовать не мог; а хан, вскоре потом возвратясь
из своего походу и видя, что
город его Хива разграблен, нимало не мешкав, со всем своим войском в погоню за ним, Нечаем, отправился и чрез три дня его настиг на реке, именуемой Сыр-Дарья, где казаки чрез горловину ее переправлялись, и напал на них с таким устремлением, что Нечай с казаками своими, хотя и храбро оборонялся и многих хивинцев побил, но напоследок со всеми имевшимися при нем людьми побит, кроме трех или четырех человек, кои, ушед от того побоища, в войско яицкое
возвратились и о его погибели рассказали.
Во время его отсутствия Рейнсдорп хотел сделать вылазку, и 30-го, ночью, войско выступило было
из городу; но лошади, изнуренные бескормицей, падали и дохли под тяжестью артиллерии, а несколько казаков бежало. Валленштерн принужден был
возвратиться.
Князь К.К. Грузинский, московский актер-любитель, под псевдонимом Звездочкина, сам держал театр, чередуясь с Г.И. Григорьевым, когда последний
возвращался в Тамбов
из своих поездок по мелким
городам, которые он больше любил, чем солидную антрепризу в Тамбове.
Ехать куда-то, неизвестно зачем, без книг, без Дарьюшки, без пива, резко нарушить порядок жизни, установившийся за двадцать лет, — такая идея в первую минуту показалась ему дикою и фантастическою. Но он вспомнил разговор, бывший в управе, и тяжелое настроение, какое он испытал,
возвращаясь из управы домой, и мысль уехать ненадолго
из города, где глупые люди считают его сумасшедшим, улыбнулась ему.
Чудесные царства не являлись пред ним. Но часто на берегах реки являлись
города, совершенно такие же, как и тот, в котором жил Фома. Одни
из них были побольше, другие — поменьше, но и люди, и дома, и церкви — все в них было такое же, как в своем
городе. Фома осматривал их с отцом, оставался недоволен ими и
возвращался на пароход хмурый, усталый.
В гости Червев никогда ни к кому не хаживал: гулял он обыкновенно около часа за
городом по выгону, а потом
возвращался назад в училище и «списывал себе что-то
из одной книги в другую».
К несчастию для Прокопа, благодаря чрезмерному развитию промышленности, каждый год, как на смех, возникает множество новых
городов и местечек, так что ему беспрестанно приходится
возвращаться назад, к букве А. А тут еще и другое неудобство: порядок переезда
из одного
города в другой, вследствие канцелярского недоразумения, принят алфавитный, и Прокоп, по этой причине, обязывается переезжать
из Белева в Белозерск,
из Белозерска в Белополье и т. д.
Евгений после избрания
возвращался домой
из города.
Когда
возвращались из церкви, то бежал вслед народ; около лавки, около ворот и во дворе под окнами тоже была толпа. Пришли бабы величать. Едва молодые переступили порог, как громко, изо всей силы, вскрикнули певчие, которые уже стояли в сенях со своими нотами; заиграла музыка, нарочно выписанная
из города. Уже подносили донское шипучее в высоких бокалах, и подрядчик-плотник Елизаров, высокий, худощавый старик с такими густыми бровями, что глаза были едва видны, говорил, обращаясь к молодым...
Так называлась пивная в бойком портовом
городе на юге России. Хотя она и помещалась на одной
из самых людных улиц, но найти ее было довольно трудно благодаря ее подземному расположению. Часто посетитель, даже близко знакомый и хорошо принятый в Гамбринусе, умудрялся миновать это замечательное заведение и, только пройдя две-три соседние лавки,
возвращался назад.
Итак, это
город Санкт-Петербург, что в календаре означен под именем «столица». Я въезжаю в него, как мои сверстники, товарищи, приятели и соседи не знают даже, где и находится этот
город, а я не только знаю, вижу его и въезжаю в него."Каков
город?" — будут у меня расспрашивать, когда я
возвращусь из вояжа. И я принялся осматривать
город, чтоб сделать свое замечание.
В конце ноября, в ясный зимний день, в слободу явились гости. Утром,
возвращаясь из поездки в
город, приехал тунгусский поп. Вскоре после этого у наших ворот остановились санки, в которых сидели Маруся и Тимоха. Их сопровождали три верховых якута, — может быть, случайно, но всем это показалось чем-то вроде почетного эскорта, которым наслег снабдил жену своего защитника. Маруся была одета по-праздничному, и в ее лице показалось мне что-то особенное.
Я подрастал и узнавал горе жизни; бабушка скончалась; Илья Васильевич и Щеголиха с Нежданкою побывшилиеь; веселые слимаки ходили солидными иноками; меня поучили в гимназии, потом отвезли за шестьсот верст в университетский
город, где я выучился петь одну латинскую песню, прочитал кое-что
из Штрауса, Фейербаха, Бюхнера и Бабефа и во всеоружии моих знаний
возвратился к своим ларам и пенатам.
«Сербия» — гостиница третьего разбора. Постоянные жильцы в ней редкость, и те — проститутки. Преобладают случайные пассажиры, приплывающие в
город по Днепру: мелкие арендаторы, евреи-комиссионеры, дальние мещане, богомольцы, а также сельские попы, которые наезжают в
город с доносами или
возвращаются домой после доноса. Занимаются также номера в «Сербии» парочками
из города на ночь и на время.
Дом, в котором она жила со дня рождения и который в завещании был записан на ее имя, находился на окраине
города, в Цыганской слободке, недалеко от сада «Тиволи»; по вечерам и по ночам ей слышно было, как в саду играла музыка, как лопались с треском ракеты, и ей казалось, что это Кукин воюет со своей судьбой и берет приступом своего главного врага — равнодушную публику; сердце у нее сладко замирало, спать совсем не хотелось, и, когда под утро он
возвращался домой, она тихо стучала в окошко
из своей спальни и, показывая ему сквозь занавески только лицо и одно плечо, ласково улыбалась…
Опытные люди отговаривали ее от этого: они представляли ей давно известную опасность, — что тем, кто жизнь прожил в
городе, в старых летах
возвращаться в село небезопасно. Про такого человека сейчас прославят, что он богач или она «богатея», и тогда того и гляди, что кто-нибудь
из родных «соскучится дожидаться» и «приспешит смерти»; но старуху предупреждали напрасно — она этого дельного предостережения не послушалась.
Поздним вечером
возвращалась шумная компания русских офицеров на корвет. Ночь была восхитительная. На бархатном высоком куполе томно светилась луна, обливая своим мягким, нежным светом и белые дома, и виллы маленького Фунчаля, и кудрявые леса гор.
Город спал. Изредка встречались прохожие. Волшебная тишина чудной ночи нарушалась по временам звуками фортепиано, доносившимися из-за опущенных жалюзи.
Лариса, пробыв четыре дня у Бодростиной и притом оскорбясь на то, что она здесь гостила в то самое время, когда муж ее был в
городе, не могла придумать, как ей
возвратиться с наибольшим сохранением своего достоинства, сильно страдавшего, по ее мнению, от той невозмутимости, с которою муж отнесся к ее отсутствию. Наблюдательное око Глафиры это видело и предусматривало все, чем можно воспользоваться
из этого недовольства.
Ее словно не было в живых, и о ней только невзначай вспомнили два или три человека, которые,
возвращаясь однажды ночью
из клуба, неожиданно увидели слабый свет в окнах ее комнаты; но и тут, по всем наведенным на другой день справкам, оказалось, что Глафира Васильевна приезжала в
город на короткое время и затем выехала.
Петербург встретил меня стужей. Стояли январские трескучие морозы, когда я должен был делать большие поездки по
городу в моей венской шубке, слишком короткой и узкой, хотя и фасонистой, на заграничный манер. Я остановился в отеле"Дагмар" — тогда на Знаменской площади, около Николаевского вокзала.
Возвращаясь из Большого театра, я чуть было не отморозил себе и щек, и пальцев на правой ноге.
Директора не было на фабрике. Станицына имела с ним объяснение утром в амбаре. Он не
возвращался еще
из города.
Был поздний вечер 24 декабря. Я прибыл на Установскую почтовую станцию, отстоящую в двадцати пяти верстах от главного
города Енисейской губернии — Красноярска — места моего служения, куда я спешил,
возвращаясь из командировки. На дворе стояла страшная стужа; было около сорока градусов мороза, а к вечеру поднялся резкий ветер и начинала крутить вьюга.
Несчастные, как будто
из плена,
возвратились в отечество, под защиту законной власти и правительства. Десять дней томились они в полной неволе, десять дней было для них прервано сообщение с окрестностями и
городом.
Зажглась утренняя заря. Свет ободрил неприятелей, и они, подоспев
из других станов, удержали бегущих, сомкнулись и вступили в бой, но казаки, засев в обозе Карачи, сильною ружейною стрельбою отразили все нападения и в полдень с торжеством
возвратились в освобожденный от осады
город.
Рассказывали, что после нескольких лет безумной жизни с переменными обожателями (маркиз или, по другой редакции, оперный певец, вскоре был тоже отставлен), Зинаида Павловна, обобрав изрядно напоследок сына одного московского миллионера и пожуировав еще года два на денежки этого «московского саврасика», возвращенного с помощью русского посольства
из «угарного» Парижа в отцовский дом в Замоскворечье, с оставшимися крохами, но со множеством сундуков и баулов, наполненных парижскими туалетами, благополучно
возвратилась в свой родной
город Т.
Во время рассуждений об этом, в комнату вошел аптекарь Гопольд и, слыша разговоры, заметил Бутовичу, что он только что
возвратился из Новгорода, где слышал о высочайшем повелении об уничтожении карантинов во всех
городах.
В 1543 году в Новгороде стояла лютая зима. Однажды Афанасий Афанасьевич, которому шел уже сороковой год,
возвращаясь из своего лабаза под вечер домой, увидал сидевшую на пороге крыльца его дома совершенно закоченевшую от холода худенькую девочку лет одиннадцати, одетую в невозможные цветные лохмотья. По смуглому лицу и черным как смоль волосам безошибочно можно было сказать, что девочка — цыганка, отбившаяся от табора и заблудившаяся в
городе.
Со стороны осаждавших не было ни одного неприязненного действия, они наблюдали только, чтобы ни один воз с провиантом не проехал в
город, и, таким образом, осажденные, кроме наступившего голода, не терпели никаких беспокойств, расхаживали по своим стенам, изредка стреляли
из пищалей и, сменясь с караула,
возвращались к своим домашним работам.
На другой день с почтовым поездом Николаевской железной дороги он уехал
из Петербурга, решив никогда не
возвращаться в этот
город каменных домов и каменных сердец.
А другой раз Лелька еще более сильное получила впечатление.
Возвращалась она
из города, — давала в райкоме отчет о проведенной работе и достижениях. Со станции наняла мужика, поехала в санях. Мужик не знал, кто она, и говорил откровенно. И говорил так...
Однажды он
возвратился в Москву
из одного провинциального
города, куда ездил за большую сумму в качестве гражданского истца и частного обвинителя со стороны очень и очень скомпрометированного в деле лица. Подсудимая была торжественно оправдана, и газеты рассказывали, что Левицкий, не дождавшись вердикта присяжных заседателей, скрылся
из залы судебных заседаний.
Ночь опять темная, и опять шибко шатаются сосны, и опять две
из них ведут меж собою беседу. Теперь они сходят с тропы и опять сходят тем же порядком, как и всходили. Трудно отличить: те ли же самые это сосны
возвращаются, обошедши рундом
город, или другие. Впотьмах все кошки серы, но не все одинаково мяучат.
И лавочник к тому имел еще и «подтверждение на факте», так как он сам ездил на лошади в Нарву за товаром, и когда назад
возвращался, то порционный мужик сам явился ему за
городом: он совершенно неожиданно поднялся к нему
из мокрой канавки и закричал: «Журавли летят!